Паранойя - Страница 73

— Да… Предлагали мне уже пиво это пить, в похожих примерно условиях.

— Ах, да. Ты как сходил–то?

— Нормально. Нормально, Дэн, сходил.

— Тебя этот Иваныч насчет протокола проинструктировал? Читал внимательно, под чем автограф оставил?

— Дэн. Не было никакого протокола.

— Вот сейчас ерунду сказал. — Дэн до такой степени был уверен в своей правоте, что не стал даже слушать ответ Анатолия, а полез отключать плееер, рассчитывая, что тот начнет отвечать, но потом вспомнит, как было на самом деле, и поправится.

— Дэн, я понимаю, что это странно, но протокола не было.

— Чувак, эти дяди без протоколов не работают. У них протокол — основная форма отчетности. Есть протокол допроса, беседы, дознания — был допрос, беседа, дознание. Нет протокола — значит, следак вместо положенной работы на футбол ходил. Так что не пори пургу.

— Дэн, в том–то все и дело, что меня об этом предупреждали. За пивом, кстати. Но не было протокола!

— Тогда я не вкуриваю что–то… — Дэн заправил пучок своих дредов в капюшон байки. — Нет, не склеивается. А с каких болтов он тебя к себе тогда звал? Разболтал ты чего–то?

— Да нет, не говорил я особо. Скорей он — много говорил. Даже слишком много.

— Ой, слушай, вот не надо этих словоформ! «Слишком много». Сколько конторе нужно было, столько и говорил. Ладно, свернемся. Я не буду в эти мазы лезть, я тебе только одну штуку скажу, чтоб ты сам все прокоцал. Вот какой смысл основной был из всего сказанного? Что вот в голове у тебя осталось после беседы? Ну, основное?

— Что меня подозревают в тяжком преступлении.

— Ну это нормально, Тол! Так всегда после беседы с МГБ! А что особенное? Что, кроме этого, главное?

— То, что подписку о невыезде не взяли?

— Я не спрашиваю. Я скорей предлагаю тебе подумать.

«Да, — сказал себе Анатолий, — я подумаю. Подумаю над тем, почему меня вызывали лишь для того, чтобы сообщить, что с меня не взяли подписки о невыезде. И что я могу ехать, куда мне вздумается. Пока могу ехать. Пока. А стало быть, должен немедленно. Вот так. Вызвали, чтобы предложить уехать. Как интересно!»

— Как вообще дела–то? — Дэн внимательно, очень внимательно смотрел на него. Хороший, вообще, парень, этот Дэн. — Тол, я не хочу тебя стращать, но выглядишь ты погано. Тебе ничего не кололи?

Анатолий покачал головой и сказал, чрезмерно проливаясь, как пиво:

— Человека, который составлял смысл всех моих вдохов и всех выдохов, девушку, которая называла мое тело «ее страной», «страной Анатолией», убили, ее больше нет в живых, она не отвечает, когда я заговариваю с ней, а подозревают в этом убийстве — меня, а мы очень погано с ней поговорили накануне, и это слышали соседи, готовые давать показания в суде. А потому, Дэн, дружище, как бы ты хотел, чтобы я выглядел?

Безусловно, сказал он это все про себя, про себя. Дэн хороший парень. Он молодец. Он много ему помогал. Он — на его стороне. И, поскольку нужно было что–то ответить, он сказал, кажется, вот так:

— Дэн, слушай, тебя не смущает, что ты вот, как они, пиво пьешь? Я когда с этим… Ивановичем встречался, он очень на пиво налегал… Это у вас… Институциональное?

— Тол, брат, пиво — это солнечный напиток, Джа в мире воды , ты посмотри, как он улыбается нам на просвет, а что до «Наливарии», так ни в одной стране мира нет такого сладкого, такого вместе с тем горького, такого не пенного пива! Оно бьет глобализацию по мошонке. Я имею в виду, глобализацию вкуса. Везде, от Джакарты до Мехико–Сити, вкус пива уже примерно одинаков, и только у нас он до слез самобытен. Не, брателло, когда речь заходит о пиве — я патриот!

Анатолий еще хотел спросить, видел ли Дэн трупы на местах происшествий, выезжал ли когда–нибудь с опергруппой на место преступления, чтобы лучше понять специфику работы в МГБ, и вел ли когда–нибудь допрос, и стрелял ли из оружия, но все эти вопросы были не то чтобы обидными, но — какими–то ломаными, больными. Он признался:

— Дэн. Если честно, я херовато сплю последнее время. И вообще. Ну ты понимаешь, что такое допрос МГБ. Но — спасибо тебе за все, дружище… Ты — не такой, как они, пусть даже работаешь с ними.

— К делу. К делу, Тол, — посерьезнел Дэн, и, по всей видимости, что–то из сказанного Анатолием ему не вполне понравилось. — Завтра в семь в филармонии — концерт симфонической музыки. До сегодняшнего утра никто ничего не подозревал, на него свободно продавались билеты, в кассах и у распространителей, как и полагается. Так вот, сегодня поступила информация, что Муравьев туда двинет. Продажу, конечно, отменили, билеты, проданные на два ряда до того, где будет сидеть Муравьев, и на два ряда после него, аннулировали.

— А чего ж так?

— Да для охраны это ряды, всегда так. Прокладка. «Олвэйз ультра» называется на сленге. Сам муравьевский ряд — государственные деятели: правительство, президент, спикер, ну и прочая шушера. Естественно, ни в этот ряд, ни в ряд охраны я тебя провести не мог. Да и вообще, чтобы не вызывать подозрений, пришлось посадить тебя десятью рядами выше Муравьева. Ты уж извини, это почти у выхода. Инфы о том, что Муравьев идет на завтрашний концерт, нет ни у кого, даже у телевидения, так что народ нормально сейчас билетами спекулирует. Теперь ближе к теме. Тол, ни в коем случае не пытайся к нему приблизиться до начала мероприятия. Тебя моментально заблокируют, а если лицо покажется подозрительным, еще и посадят. С этим строго. Пришел, сел на свое место и сиди, как моль на шерстяном пальто. По случаю высокого гостя программу сократили с двух до одного отделения, во время антракта сложно обеспечить безопасность. Играть будут два деда–виртуоза, советских еще заслуг. Народные артисты, лауреаты государственных премий. Когда они отыграют, народ их начнет звать на бис, ну так всегда на этих мохеровых мероприятиях случается. Но анал говорит, что они сразу же сдуют — в такси и по домам.